Super Besse: если думаешь дольше пяти минут, то ни хрена не выйдет

Шоу-бизнес Дата 7-09-2017, 02:46
Super Besse: если думаешь дольше пяти минут, то ни хрена не выйдет
«У нас каждый играет так, как ему нравится»

— Как ощущаете себя после выступления на одном фестивале с Kraftwerk?

Максим Кульша (гитара, вокал): Мы не почувствовали чего-то сверхнеобычного. Всё идёт своим чередом. Как будто поезд валит и не останавливается, ему всё равно, какую станцию проезжает.

Павел Михалок (синтезаторы): А для меня это огромное удивление и гордость. Super Besse — это второй коллектив, в котором я играю, и уже за первый год он делает такие успехи. Это очень радует.

— А в чём секрет таких стремительных успехов?

Саша Синица (бас): А мы не думаем больше пяти минут. Если думаешь дольше пяти минут, то ни хрена не выйдет. Всё будет выдумано, вымучено, и получится полное дерьмо, высосанное из пальца. Обо всём идёт речь: о музыке, об обложках альбома, о концертах, о концептах. Мы не ждём, не торгуемся.

Максим: Если что-то не выстреливает сразу, значит это что-то вымученное. Мы называем это «принципом пяти минут».

Саша: Так что всё твоё интервью через пять минут превратится в ничто!

Максим: Какое интервью? :)

Павел: Для меня принцип пяти минут — это правило настоящего мужчины. Мужчина должен поддаваться не какой-то суперумной логике, а интуиции. Скорее всего.

— Не пугает такое стремительное развитие событий? Кажется, аудитория Super Besse уже превысила аудитории ваших прошлых групп.

Саша: Конечно, пугает. Мы вот завтра распадёмся.

Максим: Меня не пугает. Я уверен в себе, и всё классно. Выступать с Kraftwerk — это, конечно, очень круто, но коленки у нас не трясутся ни от чего.

— А не зазнаетесь от такой внезапной популярности? Все о вас пишут, все к вам на концерты хотят.

Саша: Все думают, что это слава, но реально ничего особенного не происходит. Я абсолютно ничего не заметил: всё идёт как-то обычно, как и два года назад, когда не было Super Besse, и поводов зазнаваться я не вижу. Наверное, только морально больные люди могут зазнаться. Если у них раньше всё было плохо и резко стало хорошо. А у нас всё ровно.

Павел: Мне вот зазнаваться не приходится, потому что в первых статьях все писали о том, что мы «группа сына Михалка». Сейчас просто говорят — Super Besse. И не придают особого значения: сын, не сын.

Максим: Да, слава богу, от этого клише мы избавились.

— Не давит, кстати, Паша, что с отцом так часто связывают?

Павел: Не знаю, мне это приятно в любом случае. Это ведь мой отец, я им горжусь. Определённо, он повлиял и влияет на меня, но то, что я делаю в Super Besse, — это моё.

— Насколько за год изменились сами взгляды на проект, который начинался как забава?

Павел: Мне кажется, мы уже стали каким-то новым культурным веянием для Беларуси в целом, для инди-музыки. Мы создали свой особенный стиль, смешав «Кино»…

Саша: Вино и домино!

Павел: …и французский колдвейв.

Максим: Мы не специально смешивали. Просто всё, что мы слушали и играли раньше, весь опыт, который мы впитывали, выплеснулся как есть. У нас в группе такой принцип: каждый играет так, как ему нравится.

Саша: И никто ни на кого не давит. Только на Пашу иногда давим.

Максим: Да. Сверху книги положим…

Павел: Я как клавишник Rammstein, меня можно кинуть в котёл во время концерта и поджечь. Или распилить бензопилой. Все удары принимаю на себя.

Максим: Да, часто бывало, что я его синтезаторы выкидывал со сцены.

Павел: На первых концертах после третьего трека приходилось всю аппаратуру заново выставлять.

Максим: Да-да. Помнится, я как-то скинул все синтезаторы, а потом чуть было не отпиздил его на сцене.

— Ваша вторая EP звучит поярче и поплотнее первой. Растёт уровень взаимодействия внутри группы?

Максим: Конечно, это ощущается. Теперь мы можем на репетициях джемовать под определённые заданные параметры, и просто взглядом перекидываться, чтобы договориться, что сейчас будет — крещендо, диминуэндо, или припев, может, сделаем внезапно. Раньше останавливались на каждой части песни, а теперь играем длинные сеты по 10-12 минут и берём из полученного лучшее. Взаимопонимание растёт.

Павел: Мне кажется, когда ты можешь понять своих коллег по группе без слов, на подсознательном уровне, это идеальные творческие условия для музыканта.

— А что вообще для вас музыка? Искусство? Тусовка?

Максим: Для меня музыка — всё. Жизни без музыки я себе не представляю.

Саша: Из музыки всё вытекает: и тусовки, и кайф, и новые знакомства, путешествия, да и сама музыка.

Павел: Для меня это самореализация как личности.

Саша: Паша всем девушкам говорит, что он музыкант, и после этого их клеит. Так что Паше музыка помогает с девушками.

Максим: Профессиональный подход. Самореализация, как он уже сказал.

Павел: Это всё влияние сладенькой музыки The Stampletons, с которыми я раньше играл.

— Кстати, Паша не вспоминает прошлое, бас не пытается у Саши отобрать?

Саша: Конечно, пытается! Всё нормально на самом деле: он на перекурах играет на басу.

Павел: Саша на сорок лет меня старше, поэтому проблемы нет! С Сашей вообще получилось смешно: когда он играл в The Stampletons, я был их фанатом. Но мы не дружили, не общались. И в какой-то момент я пьяный просто написал Саше: «Давай встретимся. Давай дружить!». И после этого Саша ушёл из группы, и я занял его место.

Саша: Да, Паша со мной затусил и выгнал меня из The Stampletons. А потом и сам ушёл из группы. Это всё был саботаж. Паша очень долго разруху в группу вносил — и добил её.

— Раз уж о тусовке заговорили, то вот что спрошу: а кто такие хипстеры вообще? Вы-то уж точно должны знать.

Максим: Когда журналисты уже прекратят задавать этот вопрос о хипстерах? Многие к нам относятся критично: дескать, мы в модной струне, хипстеры-хуипстеры. Но мы не ориентируемся на какую-то модную поддержку или какую-то модную струю. А хипстерами, как правило, у нас называют молодых людей, которые активно интересуются культурой: читают много, кино смотрят, в театр ходят. В музыке разбираются. Я вот, например, много читаю: и научную фантастику, и Ю Несбё, и Уэллса, и Стивена Кинга перечитываю по сто раз. Вот сейчас книгу о музыке читаю классную, «Послушайте» Алекса Росса. Сложная очень. Там иногда начинаются дебри, типа кто и где какие ноты сыграл.

Павел: А я читаю Хантера Томпсона, Джека Керуака, Алена Гинсберга. Бит-поколение, в общем. А слушаю каждый месяц разное. Весь июнь вот слушал Rammstein, а в июле уже техно.

Саша: Это очень в Пашином стиле.


«Не думаем, что какой-то продюсер или какая-то студия помогут нам зазвучать лучше»

— У вас за год получилось аж четыре релиза, в сумме на десять треков. Случайно так вышло или это принципиальное нежелание выдавать LP?

Саша: У нас нет времени на лонгплей, к тому же на альбом уходит очень много сил. И опять-таки приходится думать больше пяти минут.

Максим: Когда ты делаешь лонгплей, ты это делаешь уже не в своё удовольствие, ты это выстрадал. Мы ведь не только музыкой занимаемся, мы все работаем. Чтобы писать альбом, нужно реально очень сильно заморочиться, а для этого пока нет времени. Да и не только у нас нет времени, но и у слушателя. Сейчас, в эту эпоху скоростных новостей, нет времени слушать двойные альбомы! Вот вышел двойной альбом, 120 минут — ну кто будет внимательно слушать каждую песню? Музыкант старался над каждым тактом, а слушать будут только единицы. А четыре песни ты выпустил — и все послушали, все запомнили.

Саша: Нет, ну можно было бы выпустить альбом из восьми песен, если бы мы могли позволить себе больше времени в студии. Мы, может, тогда и тройной альбом выпустили бы за полгода.

Максим: А так у нас всё по лоу-фай. Мы записываемся в магазинах. В ЦУМе.

Саша: Да не, сейчас мы дома записываем или на репетиции, если получится. Конечно, это очень плохо, и мы не рекомендуем никому повторять.

Максим: Да, лучше записываться на студии. Есть много минусов, если записываешься в лоу-фай-условиях и пытаешься сделать что-то классное.

Саша: И когда с первого дубля всё записываешь и выпускаешь на следующий день.

Максим: Когда мы только собрались, за первые пять репетиций написали четыре трека для первого EP. Мы даже пять написали, но выпустили только четыре. И потом мы какое-то время вообще не репетировали.

Саша: Полгода или даже больше после того, как эти песни записали и выпустили.

Максим: Потом снова начали репетировать, ещё песню записали. А сейчас большая часть репетиций уходит на то, чтобы отрепетировать старый материал для концертов, и для новых песен пока остаётся меньше времени. Но вроде что-то у нас готовится.

— Есть планы всё-таки пойти в хорошую студию и, может быть, оформить релиз с каким-то лейблом? Ту же «Афишу-Воздух» в каком-то смысле можно рассматривать как лейбл.

Максим: «Афиша» очень конкретно направлена на российский рынок.

Саша: Да и лейблом её не назовёшь.

Максим: Они ведь не занимаются ни промоушеном, ни изданием, они просто публикуют у себя на портале ссылку с твоим музлом, и всё. А с лейблом должно быть полное взаимопонимание: что они нам могут предложить, что мы им. Пока мы подходящего лейбла не нашли, но я думаю, что найдём, и жизнь станет для Super Besse проще: и в плане распространения нашей музыки, и в плане концертов. Пока нам тяжеловато, но в целом нормально.

— А желание сделать чистенькую запись с каким-нибудь хорошим западным звукорежиссёром есть?

Максим: А вряд ли мы сделаем такую запись. Я приведу в пример «Звуки Му». Когда они сконтачились с Брайаном Ино и решили перезаписать и переиздать свой альбом (первый, по-моему), то между Мамоновым и Ино возникали большие споры о том, как же должен звучать этот альбом. Мамонов был за то, чтобы альбом звучал по-европейски, по-западному, чтобы запись была кристально вылизана, а Брайан Ино, профессионал в своём деле, говорил: «Чуваки, вы с ума сошли? Вы же убьёте весь потенциал, и выйдет полное говно». В итоге Мамонов его продавил-продушил, записали «чистый» альбом, и это был провал. Надо давать группе делать то, что она хочет, так, как она видит. Поэтому записью со сведением и мастерингом занимаемся мы сами. Объяснить кому-то, как мы должны звучать, очень тяжело. Практически невозможно.

Саша: У нас есть звукорежиссёр, который помогает нам на концертах и с мастерингом, — Вася Творский. Но у нас всё равно с ним споры возникают, он видит многое по-другому.

Максим: На концертах у нас с ним полное взаимопонимание, а во время мастеринга, когда он пытается что-то посоветовать, возникает ощущение, что-то не то. Хотя он и полностью наш человек. Да та же Nirvana взяла своего продюсера после письма: «Чуваки, я вам помогу записать альбом, но над звучанием вы будете работать сами. Я вам не буду вылизывать записи или придумывать что-нибудь новое: круче вас никто не придумает, как ваша музыка должна звучать». Вот и мы не думаем, что какой-то продюсер или какая-то студия помогут нам зазвучать лучше. Может, они дадут нам больше возможностей, больше инструментов, но всё равно делать всё будем мы сами.

— Не боитесь, что со временем будет сложно выбраться из рамок стиля? Есть мысли об экспериментах?

Максим: Да, экспериментов у нас куча.

Саша: Мы можем идти в ногу со временем, меняться — мы абсолютно гибкие в этом плане. То есть мы не задрочены на какой-то колдвейв, например. Завтра, может, мы попсу играть начнём. Двух азиаток возьмём, будут у нас петь.

Максим: Измажемся блёстками.

Саша: Да и у нас ведь всего десять песен. Зачем сейчас говорить о рамках стиля? Когда будет пятый альбом, тогда, может, поговорить об этом стоит. А пока мы и сами ещё не до конца сформировались, я считаю.

— А давайте о пятом альбоме поговорим. В Беларуси немало инди-групп, но они почему-то стремительно разваливаются, переформировываются, меняют составы. Почему это происходит?

Саша: Люди ищут себя, наверное.

Максим: Понятное дело, что у участников молодых групп есть юношеский максимализм, они хотят видеть на своих концертах много людей, стадионы собирать, как популярные маститые группы. Но это же работа не одного года. Работать нужно очень много, и, я думаю, многих это пугает. Вот и разбегаются на почве поиска себя после того, как снимут розовые очки.

Саша: Бывает ведь так, что есть классный музыкант с потенциалом, но после первого альбома он всё забросил и ушёл. Видимо, он получил не то, чего ждал от этого всего, и всё. А мы ничего не ждали, поэтому пока держимся.

— То есть ждать от Super Besse пятого альбома мы вполне можем, да?

Саша: Как пойдёт. Мы же дальше, чем на пять минут, не думаем.


«Если не принимать критику, будешь в жопе»

— Ощущаете себя белорусской группой? Что в вас есть белорусского?

Максим: Мы все родились в Беларуси, мы минчане.

Саша: И этого достаточно. Нам обидно, когда в блогах пишут, что мы русская группа.

Максим: Ну, слава богу, уже не пишут. Мы на всех концертах объявляем: «Привет, мы группа из Беларуси, из Минска». И все рады. Беларусь — классная страна.

— Белорусская публика отличается как-то от прибалтийской?

Максим: Да, отличается. И в России публика понимает слова, поэтому пытается слушать и понимать, о чём песня. К тому же у нас люди чуть меньше эмоционально открыты, чем публика на Западе, которая на концертах просто начинает бесноваться. Когда мы поехали на первые гастроли Super Besse на Tallinn Music Week, нас предупреждали, что в Таллине публика очень скептично относится к новым музыкантам, и чтобы на тебя пришли люди, надо очень постараться. А заставить их ещё и танцевать нереально.

Саша: Ребята из Беларуси, которые днём раньше выступали, рассказали, что на них пришло два человека. Мы думаем: ну всё, пиздец, приехали.

Максим: Приходим на концерт: там 500 человек. Полный клуб. И когда эти люди начали скакать, плясать, кричать что-то под припевы, мы были сильно удивлены.

— Есть ощущение, что белорусские критики вас воспринимают несколько прохладнее, чем российские. Как думаете, с чем это связано?

Саша: А нас это не волнует. Мы даже не думаем, с чем это связано. Наверное, с человеческой желчью. Пускай воспринимают как хотят. Мы же не для них это всё делаем, не для критиков.

Максим: У людей работа такая, что поделаешь. Если они не будут критиковать, какие ж они будут критики.

Саша: В каком-то фильме дед всё время внука ругал, а у него спрашивали: «Чё ты всё время на него гонишь?» Он и говорит: «Критику можно принимать как лекарство. Если не будешь принимать, не будешь расти». Пилюля не всегда бывает сладкой. Тем не менее если ты её не будешь принимать, ты будешь в жопе. Всегда нужно относиться к этому абсолютно нормально. Всегда найдётся тот, кто тебя ненавидит или не любит. Никогда и ни с кем не бывает, чтобы его все любили.

— Существует мнение, что засилие русского рока в 80-90-е испортило вкусы большого количества публики в СНГ. Но вы вдохновляетесь и Мамоновым, и Цоем. Не считаете, что это признак плохого вкуса? Или думаете, что русская музыка не хуже западной того же периода?

Максим: Ну, мы на самом деле не только русской музыкой вдохновляемся. Если брать русских исполнителей — всегда говно плавает на поверхности, и понятно, что массы хавают то, что им вливают в уши. Только люди с более крепким стержнем внутри могут сказать, что им не нравится эстрада, и интересоваться продуктом тех музыкантов, которых на самом деле стоит слушать. Сейчас благодаря интернету легко найти андеграундные группы тех времён, которые делали музыку очень классно, и мне очень жаль, что не они стали флагманами той эпохи. Мы ориентируемся скорее на такой дикий андеграунд, чем на популярные имена.

Саша: Даже у всяких галимых групп есть неплохие песни. У тех же «Би-2» есть одна неплохая песня, хотя сейчас они какую-то херь поют про хипстеров. Может, их проклял кто-то или что с ними случилось? В России это дерьмо все хавают, а на Западе всё больше внимания обращают на самобытность, на что-то необычное в самом певце. И если не всё гладко с записями, то всем насрать. Когда я играл ещё в The Stampletons, многие лейблы нам отвечали: «Ребята, не парьтесь вообще о качестве записи, просто присылайте: мы слушаем не запись, мы слушаем песню. А запись мы уже и сами сделаем, какую вы захотите и какую мы захотим». Дело не в качестве звучания, дело в самой подаче и в материале.

Максим: Песня должна звучать так, чтобы тебе не скучно было её играть. У нас песни сочинены так, что нам не скучно играть на концертах, не скучно играть на репетициях.

— Поведение Максима на сцене называют чем-то средним между Цоем и Кёртисом. А велика ли на самом деле разница между Цоем и Кёртисом?

Максим: Цою помогли стать тем, кем он стал. Понятно, какие личности на него повлияли, понятно, что Гребенщиков его «направил на путь». Общего, конечно, у Цоя и Кёртиса много, тем более стиль-то музыки один. Но в плане личности и поведения на сцене Цой и Кёртис, конечно, разные. А то, что я на них похож… Да хуй знает. Может быть. Я не веду себя на сцене по шаблонам: «Ага, сейчас включу Кёртиса! А под этот трек Бабкину — можно выйти и вприсядку вплясать». Я не актёр, я не выдумываю образ, меня просто прёт на сцене, натуральный кач! Когда мы выходим на сцену отжигать, то просто ебошим от сердца то, что получается. И получается вроде ничего.

— Расскажите о ближайших планах.

Максим: В сентябре мы каждые выходные играем, получается.

Саша: По будним дням мы не играем, кстати. Только по выходным.

Максим: Да, будние дни у нас кошерные. В конце сентября мы выступим в аббатстве Падизе с монашками. Там здание, построенное в 1300 году. Загуглите, фото оттуда просто потрясающие: замок стоит в поле, очень фантастично.

У нас много всяких концертов, а дальше будет ещё больше. Работаем над расширением географии выступлений: в ноябре вот в Финляндии выступаем. Поезд валит и не останавливается.

Источник: ultra-music.com

шаблоны для dleскачать фильмы